Ты скажешь, в заголовке не хватает слова «махровый», это твоё юношеское остроумие: сразу хватать и бросать мне первое же устойчивое сочетание слов, из имеющих сегодня хождение, услужливо разложенных перед тобой. Кем? Зачем? Надеюсь, что тебе скоро будет не просто интересно узнать, надеюсь, что «узнать» станет твоей страстью. Надеюсь и верю, что ты не дашь привязать к себе кукловодские ниточки, будешь думать своей головой... снимешь, наконец, свои наушники и выслушаешь меня. Нет наушники ты не снимешь, не оторвёшься от монитора, поэтому буду тебе писать. Ты согласишься, я как родитель никогда не настаивал, что я что-то окончательно знаю, но ты видел моё стремление разбираться, я не сажал тебя силком за книжки, тем более за компьютер, от которого тебя следовало бы иногда оттаскивать в «реал» именно что силком. Я - родитель, и просто обязан передать тебе не только хоть какое имущество, но и позаботиться о том, чтобы и ты сформировал в себе вкус разбираться. А ведь когда-то навык думать своей головой, знание типовых уловок и признаков зла, его, так сказать, стилистики, привычка различать маски, за которые прячется разрушение и смерть, опознавать тупики и порочные круги, было обязательным во всех сословиях, было частью образования. Сегодня - нет. Поэтому и пишу тебе.
1. Избыточность
«Махровый»... что ж, мне нравится махровость. Вот сирень, она хороша и без махровости, но вот Создатель у некоторых сортов предусмотрел такие завитушные лепестки... для чего? Да просто так, от радости, от избытка сил, для цветущего разнообразия, как выражались многие другие реакционеры задолго до меня. Я благодарен Творцу за эту избыточность, благодарен мыслителям и художникам, которые усмотрели её и даже показали так, что стало видно то, что увидишь не сразу. Они могли бы и не показывать ничего, интуитивно-то и так, вроде, знаешь это. Адам и Ева в раю очень хорошо чувствовали это. И рефлексия им никакая была не нужна. Однако они устремились к Древу Познания. И вот нам, детям изгнанников из «садов Эдемских», из-за грехопадения приходится теперь во всём разбираться: а почему лучше так, а зачем устроено так. Мудрецы и поэты показали другие стороны, дополнили чувство разумом, и как бы богатства стало больше. Как только осознаешь, что же это такое, избыточность, то сразу ясно: без неё и жизнь - не жизнь, а так «функционирование». Так что махровость для меня - это радость жизни от избыточности. Не просто реакционер, а махровый. Я не против.
Для тебя многое в письмах будет неожиданным. Ты наверняка спросишь: это что, и есть те самые застрявшие в ушах "реакционность", "консерватизм", "ортодоксальность" и этот, как его, "ультрамонтанизм"? А я то думал... Вот и думай, думай своей головой.
В основе всех этих сложных (кому нужно, чтобы они казались сложными и уродливыми?) "измов" лежит вполне простое направление ума и расположенность души: приятие мира как он есть. Можно даже сказать, что всё это следует из доверия Творцу. А доверяет простая душа. Ещё доверяет ребёнок. Мы доверяем и верим абсолютной личности, всеобъемлющему разуму и всемогущей воле. Доверяем Вседержителю. Мы всё принимаем в этом мире. И этот мир, который избыточно разнообразен и сложен, нам интересен.
Оксфордский профессор Толкин (ты его читал и любишь, но знаешь ли, что и он - консерватор?) в своём эссе «О волшебной сказке» пишет, что у человека есть два изначальных стремления: 1) осматривать все места, даже самые далёкие и скрытые закоулки мира и 2) говорить со всеми живыми созданиями, даже самыми странными и причудливыми. Говорить, то есть вступать в общение со всеми одушевлёнными созданиями, с любым «чудищем». Но есть важная тонкость, которую противники реакционера (например, так называемые либералы) отрицают или делают вид, что не понимают или не замечают. «Чудище» должно быть индивидуально и конкретно! Пусть без личности и разума, хотя это моменты спорные, но обязательно со своей особенной, ни на кого больше не похожей - душой.
Анима, душа, психея, - они есть и у животных. Общение человека и собаки бывает, порой, богаче и сложнее, чем двух людей. Собака, если на то пошло, напрямую говорит со своим Создателем; мы не знаем как, но догадываемся, что это так. И в нашем общении с этим животным, мы что-то узнаём о Создателе. Это станет тебе ясно, как только ты примешь во внимание, что у собаки, например, не было грехопадения, следовательно не будет истории, развёртывания своей собачьей судьбы. Её жизнь полностью определена, она приставлена к определённому месту и делу в мире, она привязана к человеку. А вот человек уже может привязать её на цепь. Вообще, полезно задумываться, что следует из принятия утверждений и доверия историям Писания. Например, рассказ о Потопе: ведь уцелели не только те, что были в ковчеге, которые начали всё сначала, запустили "перезагрузку" после "обнуления" суши, были ещё обитатели Моря... что знают они о до-потопных временах?
У Толкина пространство общения расширяется далеко за пределы шкалы «человек - животное», участниками диалога являются гномы, хоббиты, деревья, орки, эльфы, монстры. Это очень древнее мироощущение. Достаточно вспомнить мир Гомера, ещё одного архаического «консерватора». Да-да, рапсод при царе ахейцев вообще верил в золотой век и описывал его, будто с натуры. Никакого ощущения и понятия прогресса. Махровый реакционер Гомер! Моя реакционность и махровость - ничто в сравнении с его. Я не примазываюсь, просто показываю линию традиции.
Теперь ты можешь сообразить, чего стоят обвинения современных журналистов, когда они говорят: вы ксенофобы, расисты, нацисты, а раньше ещё и: мракобесы. Что значат все эти понятия и к кому они на самом деле применимы, будем ещё разбираться. А сейчас, к слову, замечу: мы говорим как с интересными нам друзьями (проповедуем, учимся, изучаем, учим) говорим с большой симпатией и с чернокожим африканским колдуном, ритмически топчущим землю, и с персидским дервишем, экстатически медитирующим в ходе ткания ковра, и с буддистом, сутками распевающим мантры, и с арабским шейхом, автором примечаний к Аристотелю. Да что там, мне, например, очень нравится еврей, скажем портной, когда он с пейсами и в кипе пляшет и поёт на своей хануке. Он мне симпатичен несравненно больше, чем иной русский журналист-бормотун. А всё дело в индивидуальном лице, личности. Её, эту личность являет еврей, когда он "плавает в растворе" своей культуры. И эта личность интересна мне. Он также интересен мне как верующий иудей. А вот журналист-еврей, который либерал и прогрессист, - нет. Как и русский публицист того же направления. Они вообще неразличимы. Нет лица.
Настоящий консерватор - это космополит, гражданин мира. Весь мир ему интересен и всё в этом мире, если у них есть лицо, а не личина или маска. И сам он являет своё уникальное лицо миру.
Толкин совершил великолепное «удвоение», описав воображённый, но очень тесно связанный с реальным мир, полный художественного, но абсолютно достоверного вымысла. Мы с благодарностью принимаеи и этот мир, просветляющий наше понимание основ и ценностей христианства и древнеевропейского язычества. Это всё проявления избыточности. Разве нельзя обойтись без книги Толкина? Можно, но ни за что не согласимся. Хотим богатства, а не скудости. Роскоши чудесных видений, возвышающих душу, а не унылой убогости дешёвых развлекательных поделок. Мы принимаем и первый мир, творение Божье, и второй - творение мудреца и мастера.
Мы принимаем даже зло миров, но конечно не миримся с ним. Понимаем: зло - это плата за свободу воли. Нет воли, свободного выбора - нет и зла. Лев, убивая лань, не совершает зла. Не причастна злу борзая собака, догоняющая в поле зайца. Этот архетип погони и охоты настолько силён, что не стёрся, хотя наверно и очень много потерял за тысячи лет своего воплощения в бесчисленных парах «приручённая собака - дикий зверь». Тобой не очень понималось и принималось моё увлечение псовой охотой с русскими борзыми. Теперь тебе кое-что приоткроется: как богата культура этих выездов русских дворян в отъезжие поля, какое великолепие, а главное - совершенная и наглядно явленная избыточность. Как сказал один казачий генерал, командовавший в середине XIX века на Северном Кавказе, - «я хочу, чтобы у казака было не только всё самое необходимое, но даже лишнее». Гоголь, наш консервативный гений, тоже, кстати, махровый реакционер, очень хорошо чувствовал, понимал и изображал красочность и цветущее разнообразие традиционной культуры, которую сегодня мы видим только осколочно или в музеях.
Помнишь загадочный эпизод из «Тараса Бульбы»? Идёт война с турками. Едет старый казак с сынами в Сечь. На границе никакого военного «напряга», подходы к Сечи охраняются крайне плохо. Я читал последний раз давно, в юношестве, опишу, как помнится. Встречается малочисленный конный разъезд из нетрезвых запорожцев. Плохо понимая, кто перед ними, кричат: хто вы? Бульба отвечает: добры православные лыцари. Тогда им оттуда: а перекрестись! Эти: да вот те крест! И в итоге: ну, проезжайте. Когда я это читал отроком, то остался в большом недоумении. Как! кругом шпионы. Хитроумный бусурманин нарядится себе казаком, в ответ на требование - спокойно перекрестится, и вот пробрался в военный штаб. И только уже совсем в зрелости, когда стал больше знать, понял в чём дело. Гоголь, конечно же хорошо разбирался в такой материи. Если ты серьёзный враг, то у тебя есть другая вера, басурманская. Тогда было так: у сильного серьёзного человека и вера сильная, серьёзная. И он просто не сможет перекреститься, правоверный-то мусульманин. Ему это страшное святотатство. А если «пальчики скрестить»? Вот, если ты можешь это сделать понарошку, то значит вера твоя не сильна. А такой человек не сильный, а слабый, и значит не страшен другим сильным благоверным воинам. Поэтому, такой проедет - не страшно. А от кого была бы опасность или вред, тот не проедет. И тут мы сталкиваемся с присутствием такой вещи, как святое, священное, святость. Ещё одной ценности консерватизма. Об этом - в следующем письме.
1. Избыточность
«Махровый»... что ж, мне нравится махровость. Вот сирень, она хороша и без махровости, но вот Создатель у некоторых сортов предусмотрел такие завитушные лепестки... для чего? Да просто так, от радости, от избытка сил, для цветущего разнообразия, как выражались многие другие реакционеры задолго до меня. Я благодарен Творцу за эту избыточность, благодарен мыслителям и художникам, которые усмотрели её и даже показали так, что стало видно то, что увидишь не сразу. Они могли бы и не показывать ничего, интуитивно-то и так, вроде, знаешь это. Адам и Ева в раю очень хорошо чувствовали это. И рефлексия им никакая была не нужна. Однако они устремились к Древу Познания. И вот нам, детям изгнанников из «садов Эдемских», из-за грехопадения приходится теперь во всём разбираться: а почему лучше так, а зачем устроено так. Мудрецы и поэты показали другие стороны, дополнили чувство разумом, и как бы богатства стало больше. Как только осознаешь, что же это такое, избыточность, то сразу ясно: без неё и жизнь - не жизнь, а так «функционирование». Так что махровость для меня - это радость жизни от избыточности. Не просто реакционер, а махровый. Я не против.
Для тебя многое в письмах будет неожиданным. Ты наверняка спросишь: это что, и есть те самые застрявшие в ушах "реакционность", "консерватизм", "ортодоксальность" и этот, как его, "ультрамонтанизм"? А я то думал... Вот и думай, думай своей головой.
В основе всех этих сложных (кому нужно, чтобы они казались сложными и уродливыми?) "измов" лежит вполне простое направление ума и расположенность души: приятие мира как он есть. Можно даже сказать, что всё это следует из доверия Творцу. А доверяет простая душа. Ещё доверяет ребёнок. Мы доверяем и верим абсолютной личности, всеобъемлющему разуму и всемогущей воле. Доверяем Вседержителю. Мы всё принимаем в этом мире. И этот мир, который избыточно разнообразен и сложен, нам интересен.
Оксфордский профессор Толкин (ты его читал и любишь, но знаешь ли, что и он - консерватор?) в своём эссе «О волшебной сказке» пишет, что у человека есть два изначальных стремления: 1) осматривать все места, даже самые далёкие и скрытые закоулки мира и 2) говорить со всеми живыми созданиями, даже самыми странными и причудливыми. Говорить, то есть вступать в общение со всеми одушевлёнными созданиями, с любым «чудищем». Но есть важная тонкость, которую противники реакционера (например, так называемые либералы) отрицают или делают вид, что не понимают или не замечают. «Чудище» должно быть индивидуально и конкретно! Пусть без личности и разума, хотя это моменты спорные, но обязательно со своей особенной, ни на кого больше не похожей - душой.
Анима, душа, психея, - они есть и у животных. Общение человека и собаки бывает, порой, богаче и сложнее, чем двух людей. Собака, если на то пошло, напрямую говорит со своим Создателем; мы не знаем как, но догадываемся, что это так. И в нашем общении с этим животным, мы что-то узнаём о Создателе. Это станет тебе ясно, как только ты примешь во внимание, что у собаки, например, не было грехопадения, следовательно не будет истории, развёртывания своей собачьей судьбы. Её жизнь полностью определена, она приставлена к определённому месту и делу в мире, она привязана к человеку. А вот человек уже может привязать её на цепь. Вообще, полезно задумываться, что следует из принятия утверждений и доверия историям Писания. Например, рассказ о Потопе: ведь уцелели не только те, что были в ковчеге, которые начали всё сначала, запустили "перезагрузку" после "обнуления" суши, были ещё обитатели Моря... что знают они о до-потопных временах?
У Толкина пространство общения расширяется далеко за пределы шкалы «человек - животное», участниками диалога являются гномы, хоббиты, деревья, орки, эльфы, монстры. Это очень древнее мироощущение. Достаточно вспомнить мир Гомера, ещё одного архаического «консерватора». Да-да, рапсод при царе ахейцев вообще верил в золотой век и описывал его, будто с натуры. Никакого ощущения и понятия прогресса. Махровый реакционер Гомер! Моя реакционность и махровость - ничто в сравнении с его. Я не примазываюсь, просто показываю линию традиции.
Теперь ты можешь сообразить, чего стоят обвинения современных журналистов, когда они говорят: вы ксенофобы, расисты, нацисты, а раньше ещё и: мракобесы. Что значат все эти понятия и к кому они на самом деле применимы, будем ещё разбираться. А сейчас, к слову, замечу: мы говорим как с интересными нам друзьями (проповедуем, учимся, изучаем, учим) говорим с большой симпатией и с чернокожим африканским колдуном, ритмически топчущим землю, и с персидским дервишем, экстатически медитирующим в ходе ткания ковра, и с буддистом, сутками распевающим мантры, и с арабским шейхом, автором примечаний к Аристотелю. Да что там, мне, например, очень нравится еврей, скажем портной, когда он с пейсами и в кипе пляшет и поёт на своей хануке. Он мне симпатичен несравненно больше, чем иной русский журналист-бормотун. А всё дело в индивидуальном лице, личности. Её, эту личность являет еврей, когда он "плавает в растворе" своей культуры. И эта личность интересна мне. Он также интересен мне как верующий иудей. А вот журналист-еврей, который либерал и прогрессист, - нет. Как и русский публицист того же направления. Они вообще неразличимы. Нет лица.
Настоящий консерватор - это космополит, гражданин мира. Весь мир ему интересен и всё в этом мире, если у них есть лицо, а не личина или маска. И сам он являет своё уникальное лицо миру.
Толкин совершил великолепное «удвоение», описав воображённый, но очень тесно связанный с реальным мир, полный художественного, но абсолютно достоверного вымысла. Мы с благодарностью принимаеи и этот мир, просветляющий наше понимание основ и ценностей христианства и древнеевропейского язычества. Это всё проявления избыточности. Разве нельзя обойтись без книги Толкина? Можно, но ни за что не согласимся. Хотим богатства, а не скудости. Роскоши чудесных видений, возвышающих душу, а не унылой убогости дешёвых развлекательных поделок. Мы принимаем и первый мир, творение Божье, и второй - творение мудреца и мастера.
Мы принимаем даже зло миров, но конечно не миримся с ним. Понимаем: зло - это плата за свободу воли. Нет воли, свободного выбора - нет и зла. Лев, убивая лань, не совершает зла. Не причастна злу борзая собака, догоняющая в поле зайца. Этот архетип погони и охоты настолько силён, что не стёрся, хотя наверно и очень много потерял за тысячи лет своего воплощения в бесчисленных парах «приручённая собака - дикий зверь». Тобой не очень понималось и принималось моё увлечение псовой охотой с русскими борзыми. Теперь тебе кое-что приоткроется: как богата культура этих выездов русских дворян в отъезжие поля, какое великолепие, а главное - совершенная и наглядно явленная избыточность. Как сказал один казачий генерал, командовавший в середине XIX века на Северном Кавказе, - «я хочу, чтобы у казака было не только всё самое необходимое, но даже лишнее». Гоголь, наш консервативный гений, тоже, кстати, махровый реакционер, очень хорошо чувствовал, понимал и изображал красочность и цветущее разнообразие традиционной культуры, которую сегодня мы видим только осколочно или в музеях.
Помнишь загадочный эпизод из «Тараса Бульбы»? Идёт война с турками. Едет старый казак с сынами в Сечь. На границе никакого военного «напряга», подходы к Сечи охраняются крайне плохо. Я читал последний раз давно, в юношестве, опишу, как помнится. Встречается малочисленный конный разъезд из нетрезвых запорожцев. Плохо понимая, кто перед ними, кричат: хто вы? Бульба отвечает: добры православные лыцари. Тогда им оттуда: а перекрестись! Эти: да вот те крест! И в итоге: ну, проезжайте. Когда я это читал отроком, то остался в большом недоумении. Как! кругом шпионы. Хитроумный бусурманин нарядится себе казаком, в ответ на требование - спокойно перекрестится, и вот пробрался в военный штаб. И только уже совсем в зрелости, когда стал больше знать, понял в чём дело. Гоголь, конечно же хорошо разбирался в такой материи. Если ты серьёзный враг, то у тебя есть другая вера, басурманская. Тогда было так: у сильного серьёзного человека и вера сильная, серьёзная. И он просто не сможет перекреститься, правоверный-то мусульманин. Ему это страшное святотатство. А если «пальчики скрестить»? Вот, если ты можешь это сделать понарошку, то значит вера твоя не сильна. А такой человек не сильный, а слабый, и значит не страшен другим сильным благоверным воинам. Поэтому, такой проедет - не страшно. А от кого была бы опасность или вред, тот не проедет. И тут мы сталкиваемся с присутствием такой вещи, как святое, священное, святость. Ещё одной ценности консерватизма. Об этом - в следующем письме.
